Можно было бы ожидать, что гостящий бещельский фургон запомнится в Уль-Коме, как уль-комский — в Бещеле. Правда же такова, что каждый, кто не заметил знака на лобовом стекле, предположит, что такой иностранный транспорт едет не в его городе, и соответственно не станет его замечать. Потенциальные свидетели, как правило, не будут знать, что были чему-то свидетелями.

— Это главное, что я хочу установить.

— Совершенно верно. Тьядор или, может, лучше Тьяд? Что предпочитаете?

— И я хотел бы поговорить с её руководительницей, с её друзьями. Сможете свозить меня в Бол-Йеан?

— Дхатт, Кусс — меня что угодно устраивает. Слушайте, просто чтобы снять этот вопрос и во избежание путаницы, я знаю, ваш комиссар говорил вам об этом, — он со смаком произнёс иностранное слово, — но пока вы здесь, это уль-комское расследование и у вас нет полицейских полномочий. Не поймите меня неправильно, мы всецело признательны вам за сотрудничество, и мы разберёмся, что именно будем делать вместе, но офицером здесь должен быть я. Вы же, я полагаю, консультант.

— Разумеется.

— Я, простите, знаю, что подслащённая дрянь — всё равно дрянь. Мне велено — вы ещё не общались с моим боссом? Полковником Муази? — в общем, он непременно хотел, чтобы мы всё уяснили, прежде чем разговаривать. Само собой, вы почётный гость уль-комской милицьи.

— Я не ограничен… Мне можно передвигаться?

— У вас же есть разрешение, печать и всё такое.

Однократная поездка, на месяц, может быть продлена.

— Конечно, если вам надо, если захотите, возьмите денёк-другой как турист, но только вы строго турист, когда сами по себе. Договорились? А лучше бы вы этого не делали. Чёрт, я имею в виду, что никто не собирается вас останавливать, но все мы знаем, что без гида передвигаться труднее; вы можете без умысла совершить брешь, и что тогда?

— Так. Что вы будете делать дальше?

— Ладно, слушайте. — Дхатт повернулся на сиденье, чтобы смотреть на меня. — Скоро мы будем в отеле. В общем, так: как я и пытаюсь вам сказать, всё становится… Думаю, вы пока не слышали об ещё одной… Нет, мы даже не знаем, было ли там что-нибудь, сами только-только учуяли. Понимаете, всё может осложниться.

— Что? О чём вы говорите?

— Мы на месте, сэр, — сказал водитель.

Я осмотрелся, но остался в машине. Мы остановились возле отеля «Хилтон» в Асьяне, сразу на выезде из уль-комского Старого города. Он воздвигся на краю сплошной улицы низких современных бетонных уль-комских жилых домов, на углу площади с бещельскими кирпичными террасами и уль-комскими поддельными пагодами. Между ними располагался уродливый фонтан. Я никогда сюда не ходил: здания и тротуары по краям были заштрихованы, но сама центральная площадь целиком принадлежит Уль-Коме.

— Мы ещё не знаем наверняка. Само собой, мы были на раскопках, разговаривали с Из Нэнси, со всеми преподавателями Джири, всеми её однокашниками и прочее. Никто ничего не знал, они просто думали, что она куда-то смоталась на пару дней. Затем услышали, что произошло. В общем, дело в том, что после того, как мы поговорили с кучей аспирантов, один из них нам позвонил. Это было только вчера. Насчёт лучшей подруги Джири — мы видели её в тот день, когда приезжали, чтобы сказать им, это ещё одна аспирантка, Иоланда Родригез. Она была в полном шоке. Мы от неё почти ничего не добились. Всё время падала в обморок. Она сказала, что ей надо идти, я сказал, не нужна ли ей помощь, бла-бла, она — у неё кто-то есть, чтобы о ней позаботиться. Местный парень, сказал другой аспирант. Стоит попробовать улькоманина, и…

Он протянул руку и открыл дверь. Я не вылезал.

— Значит, она позвонила?

— Да нет же, о чём я и толкую, парнишка, который звонил, не захотел назваться, но он звонил, чтобы сказать о Родригез. Похоже — и он говорил, что не уверен, может быть, ничего, и так далее, и так далее. В общем, так. Какое-то время её никто не видел. Родригез. Никто не может ей дозвониться.

— Она исчезла?

— Святой Свет, Тьяд, это мелодраматично. Может, она просто больна, может, отключила телефон. Я не говорю, что мы не будем её искать, но давайте пока без паники, идёт? Мы не знаем, исчезла ли она…

— Да нет, знаем. Что бы ни случилось, с ней всё-таки что-то случилось, раз никто не может её найти. Это довольно определённо. Она исчезла.

Дхатт взглянул на меня в зеркало, а затем на своего водителя.

— Хорошо, инспектор, — сказал он. — Иоланда Родригез исчезла.

Глава 13

— Каково там, босс?

На линии между отелем и Бещелем была задержка, и мы с Корви запинались, стараясь не перекрывать друг друга.

— Слишком рано говорить. Странно здесь находиться.

— Видели её комнату?

— Ничего полезного. Просто студенческие завалы, с кучей других в здании, которое снимает университет.

— Никаких её вещей?

— Пара дешёвых эстампов, несколько книг, где полно нацарапанных на полях заметок, ни одна из которых не представляет интереса. Немного одежды. Компьютер, на котором либо стоит система шифровки действительно промышленного уровня, либо не содержится вообще ничего по теме. И по этому поводу должен сказать, что, по-моему, уль-комские чудики превосходят наших. Много писем типа «Привет, мамочка, я тебя люблю», несколько эссе. Она, вероятно, пользовалась прокси-серверами и подчищающими онлайновыми сеансами, потому что в кэше у неё ничегошеньки интересного.

— Вы и понятия не имеете, о чём говорите, да, босс?

— Ни малейшего. Попросил технарей записать всё это для меня фонетически. — Возможно, однажды у нас закончатся шутки типа «Я ничего не смыслю в Интернете». — С тех пор как приехала в Уль-Кому, она не обновляла свой MySpace на эту тему.

— Значит, не вычислили её?

— К несчастью, нет, оказалось не по силам.

Её комната и впрямь была поразительно безликой и неинформативной. По контрасту, расположенная этажом выше комната Иоланды, в которую мы тоже заглядывали, была забита хипповыми безделушками, романами и DVD-дисками, умеренно цветастой обувью. Её компьютер пропал.

Я тщательно обследовал комнату Махалии, часто обращаясь к фотографиям, где она была запечатлена в момент прихода милицьи, до того как книги и кое-какие мелочи снабдили ярлыками и исследовали. Комната была оцеплена, офицеры не подпускали к ней аспирантов, но когда я выглянул из двери поверх небольшой кучи венков, то увидел однокашников Махалии, сгрудившихся в обоих концах коридора, молодых людей с маленькими значками посетителей, осмотрительно прикреплёнными к одежде. Они перешёптывались. Я заметил, что некоторые плачут.

Мы не нашли ни записных книжек, ни дневников. Дхатт удовлетворил мою просьбу предоставить мне копии учебников Махалии, подробные комментарии которых представлялись её излюбленным методом обучения. Они лежали у меня на столе: тот, кто их фотокопировал, спешил, из-за чего и печатный, и рукописный текст рыскали. Разговаривая с Корви, я прочёл несколько убористых строк телеграфного спора Махалии с самой собой в «Народной истории Уль-Комы».

— А что там у вас за напарник? — спросила Корви. — Ваш уль-комский я?

— По правде сказать, это я — его ты.

Не лучшая из возможных фраз, но Корви рассмеялась.

— Какой у них офис?

— Похож на наш, но лучше оборудован. У меня забрали пистолет.

На самом деле их полицейский участок сильно отличался от нашего. Он и впрямь лучше оборудован, но при этом он большой, открытой планировки, в нём полно интерактивных досок и кабинок, поверх бортов которых обсуждают вопросы и спорят соседствующие офицеры. Хотя я уверен, что местных милицьонеров проинформировали о моём приезде, в кильватере у меня остались волны беззастенчивого любопытства, когда я проследовал за Дхаттом мимо его кабинета — у него достаточно высокий ранг, чтобы получить маленькую комнату, — в кабинет его босса. Полковник Муази приветствовал скучными словами о том, какой это добрый признак изменения отношений между нашими странами, вестник будущего сотрудничества, пообещал любую помощь, какая только потребуется, и заставил Меня сдать оружие. Это не было согласовано заранее, и я пытался спорить, но быстро уступил, предпочтя не портить отношения на столь ранней стадии.